Кадило представляет особый интерес, поскольку сохранились лишь считанные единицы столь ранних русских церковных сосудов этого типа. Его сферическая чаша расчеканена крупными «ложками», через одну позолоченными. По венцу помещена золоченая полоса с резной вкладной надписью: КАДИЛО В ДОМЪ СПАСУ/ И ПРЕЧИСТОИ БОГОРОДИЦЫ И ЧЮДОТВОРЦОМ/ ЗОСИМЕ И САВАТИЮ/ ФИЛИППА КОЛЫЧЕВА. Основание, декорированное сканым с эмалью узором, было соединено с сосудом реставратором Н.И. Долговым в 1976 г. Датировка сосуда осложнена отсутствием даты во вкладной надписи и особенностью именования вкладчика только по имени, без титула и указания положения, которое в этот период занимал в монастыре Филипп Колычев. Поэтому можно предположить, что сосуд явился одним из первых его вкладов, сделанных после прихода Филиппа в обитель, но до его пострижения. Названный в тексте надписи кадилом, этот сосуд, тем не менее, в настоящее время можно именовать и кандилом, поскольку его конструкция (крепление цепей) не предусматривает наличия верхней чаши или «накрова» (по терминологии XVI в.), обязательных для кадил. Кроме того, присоединенное при последней реставрации основание является более поздним, а на самой чаше нет следов от его крепления к ней, что дает еще большую уверенность в том, что это именно кандило, которое находилось постоянно в подвешенном состоянии, в отличие от кадил с обязательным основанием. Подобное несоответствие может объясняться тем фактом, что в русском языке XI–XVI вв. термины «кадило» и «кандило» были в одинаковой степени применимы как для обозначения сосуда для сжигания темьяна и других благовонных веществ, так и для лампады.