Газета независимой интеллигенции “МИССИЯ”, № !, сентябрь 1993г.

СREDO, QUIA ABSURDUM…

Моря не возникло. Но по приказу советского и партийного руководства Москвы возникло - правда, только в центре столицы - рукотворное озеро, и, что характерно, прямо под тем же названием “Москва”. Бассейн “Москва”... Идеи Гитлера живут и побеждают.

Стало уже общим местом говорить о насыщенных хлоркой водяных парах, обильно поднимающихся с поверхности “водной глади” и наносящих непоправимый ущерб одной из лучших в мире коллекций произведений изобразительного искусства. Заполненная водой дыра - миниатюрная модель “великих замыслов” бесноватого фюрера - стоит, конечно, дороже любых шедевров, и пример тому - утонувший в ней храм Христа Спасителя, об идее возрождения которого и пойдет речь в этой статье - еще одной в серии уже написанных другими авторами. Впрочем, публикаций по этой проблеме никогда не может быть слишком много.

Интеллигенция любит строить воздушные замки. Кто-то относится к этому занятию скептически, посмеиваясь над беспочвенностью устремлений “мыслящего меньшинства”, кто-то видит в нем своеобразную романтическую героику или героическую романтику. Как бы то ни было, но очередной Воздушный Замок уже висит в атмосфере и, хочешь не хочешь, с ним приходится считаться.

Идея возрождения храма величественна, как и сам утраченный храм. Однако уровень этой величественности (если у величественности вообще бывает уровень) исчисляется многими и многими подробностями, в том числе историческими.

Известно, что храм Христа Спасителя создавался не из случайно подобранных “камней”, о чем дополнительно свидетельствуют становящиеся теперь доступными специалистам проекты, сметные расчеты на приобретение материалов, чертежи, заявки на привлечение мастеров и т. д., и т. п. Это был не только памятник многовековой культуры России, но и фактически апогей технических достижений мировой промышленности и материализованной науки. Монумент в честь героического подвига русского народа в Отечественной войне 1812 года стал средоточием всех материальных и культурных завоеваний великой державы. Не потому ли он и сделался главным объектом агрессивных устремлений как внешних, так и внутренних врагов?

...А строили храм на века. Фундаменты соответствовали нагрузке стен и сводов, поддерживавших пять громадных куполов. Прочный кирпич, известковые и цементные растворы превратили его в монолит. Цоколь для прочности облицевали гранитом. Порталы украсили резьбой, высеченной из подмосковного (протопоповского) - белого с желтоватым оттенком - мрамора; им же обложены все стены, из него же высечены фигуры для тематических сцен, иллюстрировавших Евангелие и события русской истории, а также горельефные изображения Христа и святых для верхней части стен - закомаров. В храм вели двенадцать бронзовых дверей, три главные были украшены скульптурными рельефами. Кстати, медные воспроизведения с моделей были сняты методом гальванопластики, и это единственный случай использования гальванопластики в истории Москвы (в Петербурге таким методом были выполнены некоторые скульптуры Исаакиевского собора). Любопытно то, что данный способ, позволяющий воспроизводить скульптуры при малых затратах меди (сравнительно с литьем), был совершенно утрачен в советское время. Утрачен настолько, что его пришлось “открывать” вновь, за что группа металлургов в пятидесятые годы удостоилась Сталинской премии: вождь лично награждал тех, кто возродил уничтоженное им же искусство... Но вернемся к храму.

Для внутренней отделки иконостасов, а также стен и полов в некоторых помещениях белый, красный и других цветов мрамор был привезен из Италии, черный - из Бельгии, темно-красный порфир - из Олонецкой губернии, темно-зеленый Лабрадор - из-под Киева; наряду с мрамором использовались и разноцветные яшмы. Своды и стены сверху донизу во всю их ширь были покрыты уникальными росписями, выполненными лучшими мастерами русской академической школы второй половины XIX века. В трех иконостасах и киотах, расположенных по периметру стен, размещались сотни икон.

Оценивать материальный ущерб, оценивать будущие затраты на воссоздание храма - занятие бессмысленное, хоть об этом и написаны десятки научных статей. К великому сожалению, почти нет статей о другом, а именно о том ущербе, который нанесен Истории Русского Искусства. Ведь храм строился на протяжении почти полстолетия, завершать его предполагалось в первые десятилетия XX века, когда должно было развернуться еще более широкое строительство и оснащение храма реликвиями и документами войны 1812 года - включая широко известную Панораму Бородинского сражения художника Ф.А. Рубо, первоначально предназначавшуюся под специальный павильон около храма,- для создания единого ансамбля в честь величайшего военного подвига русского народа. На эти полстолетия пришлись судьбы и “творческие биографии” мастеров изобразительного искусства, в прямом смысле положивших жизнь на алтарь храма Христа Спасителя: наиболее значительные их произведения создавались во время строительства храма и для храма. Понятно, что такая работа не оставляла сил ни на какую другую - и в Историю Русского Искусства упоминаемые ниже художники входили с этим.

Но получилось, что этого как бы не было. В многотомном академическом издании “Истории русского искусства” вообще отсутствуют упоминания о художниках второй половины XIX века, создававших произведения монументальной живописи. Ее как жанра просто не существовало. Вот, скажем, в первой половине XIX века художники-монументалисты “имели место”: это К. Брюллов, П. Басин, Ф. Завьялов, Т. Нефф и некоторые другие - авторы картин для перевода в мозаики Исаакиевского собора, потом “перевелись” - и только в конце века (90-е годы) неизвестно откуда появились В. Васнецов и М. Нестеров, расписавшие в Киеве собор Святого Владимира. В последующие же годы история монументальной живописи “кончилась”: имена академиков и профессоров, связавших свою судьбу с храмом Христа Спасителя и другими разрушенными или оскверненными в годы советской власти памятниками архитектуры, либо вычеркнуты из памяти и из искусствоведческой литературы, либо даются с ярлыком “эпигон академизма” - главного направления живописи XVIII и XIX веков. Так, Семирадский, написавший “Тайную Вечерю” и цикл исторических монументальных панно на темы русской истории, охарактеризован только как автор произведении станковой живописи - полотен “из греческой и римской жизни”, отличающихся, дескать, внешней импозантностью, но эклектичных и поверхностно-театральных, - например, изображение красавицы Фрины на празднике Посейдона, а Нефф и Верещагин так упомянуты в списке ведущих профессоров Академии Художеств: они “были эпигонами, исполнявшими посредственные картины”. Е. Сорокина, профессора Московского училища живописи, ваяния и зодчества, воспитавшего многих знаменитых руссках художников конца XIX - начала XX веков, в “Истории Русского искусства” не упомянули бы вовсе, если бы не тот факт, что он был учителем известного жанриста художника В. Маковского. На самом же деле им созданы росписи центральной части храма Христа Спасителя, соседствующие с работами Неффа и Кошелева. Последний из мастеров, кстати, отнесен к разряду второстепенных жанристов второй половиныХ1Х века.

Итак, вся беда более чем десятка ведущих художников этого времени видимо, в том, что они расписывали православные храмы – в частности, храм Христа Спасителя.

Всего же к живописным работам по храму было привлечено около тридцати мастеров – в большинстве своем профессоров Академии Художеств, Училища живописи, ваяния и зодчества и других художественных учебных заведений России. Треть из них уже к началу работ в храме Христа Спасителя была удостоена званий академиков. Среди молодых особенно одаренным по тем временам считался Суриков.

Центральную часть собора расписывали наиболее уважаемые художники - академики и профессора Сорокин, Марков, Басин, Семирадскии и другие. Последнему, как уже говорилось, было поручено написать на восточной стене апсиды главного алтаря “Тайную Вечерю” - одно из наиболее 'драматичных событий Евангелия, особенно выразительно раскрывающее психологическое состояние учеников Христа (это единственное произведение из всех росписей храма, от которого сохранились подлинные фрагменты - изображения головы Христа и апостолов). Сорокин писал главные события, обнаруживающие Божественную сущность Христа: Преображение, Воскресение, Вознесение и Сошествие Святого Духа на апостолов. Семирадский разрабатывал исторические сюжеты из жизни Александра Невского, Суриков - сюжеты, основополагающие для истории православия: четыре первых Вселенских Собора.

Не менее славные имена значились и в списке скульпторов, работавших в храме. В советское время о них вовсе не упоминали: нет сведений ни о Логановском, главном авторе большого фриза, ни о его соратнике скульпторе Рамазанове. Роль Ф. Толстого и П. Клодта сведена была просто-таки к минимуму: Толстой в трудах по искусствоведению представлен лишь автором изящных рельефов на исторические темы, Клодт - автором едва ли не единственного произведения: скульптурного ансамбля для Аничкова моста. Из всего же колоссального пояса скульптур, украшавших храм Христа Спасителя, до нашего времени сохранился и монтирован на стену Донского монастыря небольшой фрагмент “Благословение преподобным Сергием князя Димитрия Донского на Куликовскую битву” (скульптор Логановский). Скульптуры Клодта и Рамазанова утеряны безвозвратно: после разрушения храма они были развезены по московским дворам, где их и уничтожили. Помню, в одном из проходных дворов на улице Каляева (ныне Малая Дмитровка) долго валялись белые мраморные головы - эдакой грудой перед зданием школы... Школьники, конечно, развлекались вовсю, истребляя остатки великого труда лучших скульпторов России второй половины XIX века.

...Я принадлежу к тому поколению, на глазах которого происходило разрушение реального храма и теперь ведется сооружение воздушного замка. Как реставратор я почти убежден в невозможности снять этот воздушный замок с неба и установить его на земле: воздушные замки на то и воздушные, что у них другая “среда обитания”. И, может быть, разрушенный храм Христа Спасителя - как страшный образ революции, сохраняющийся в нашей памяти,- более значим, чем храм, сооруженный заново. Дважды, как известно, невозможно войти в одну и ту же реку... даже убедив себя в том, что это действительно “та же самая река”. И “тот же самый храм”, стоящий на месте разрушенного, снимет со всех нас ответственность за страшный грех, который совершался - хотим мы или не хотим в этом признаваться - и при нашем попустительстве тоже. Только очень поверхностные люди способны взять и вычеркнуть из памяти целый период истории, сделать вид, что ничего не произошло: вот же, смотрите, и храм Христа Спасителя на месте! Революции не было, забудем о ней!..

Но уже назначен глава создающейся общины прихожан храма Христа Спасителя. Это священник, отец Владимир (Ригин). Стихийно община существует уже год под началом скульптора В.П. Мокроусова. А поблизости от того места, где стоял храм, есть теперь крест: здесь будет построена часовня в честь иконы Богоматери Державной. Начало ее прославления -1917 год.

Что еще требуется уже на первых порах? Очень многое. Требуется то, чего нет и в ближайшие десятилетия не будет. Это даже не баснословно дорогие материалы, некоторые сведения о которых, кстати, “сильно преувеличены”. Например, известна легенда о том, что скульптурные горельефы на наружных стенах храма Христа Спасителя были из итальянского мрамора. А были они из подмосковного камня: село Протопопово бывшего Коломенского уезда. Прочность и атмосферостойкость этого камня значительно выше, чем у итальянского белого мрамора.

И дело даже не в том, что в Оружейную палату и в Исторический музей передана лишь небольшая часть утвари, хотя еще в начале XX века в храме были сотни килограммов серебра и золота в художественных изделиях:

дарохранительницы, дорогие Евангелия, венчальные венцы, серебряные хоругви с клеймами лучших ювелиров России...

Дело в мастерах, в именах. В принципиальной невоспроизводимости того личного художественного опыта, который и есть основание, фундамент любого исторического памятника. Если речь идет, например, о русских ювелирах, то в 20-30-е годы это искусство было вырублено под корень: всем нам памятна одна из последних кампаний по борьбе с валютчиками и “недобитой буржуазией”. Мастерские Постникова, Овчинникова, Хлебникова и других, в которых сами владельцы были прекрасными ювелирами, давно уже известны лишь понаслышке. Сейчас много говорят о Фаберже, но помнит ли кто-нибудь имена работавших у него, мастеров, способных подковать “аглицкую” блоху? Да и много ли образцов их творчества осталось у государства, выразители идей которого его же и обворовывали под самыми благовидными предлогами: так, первый вывоз драгоценных металлов из храма Христа-Спасителя в 1922 году мотивировался гуманнейшим образом - сбор средств “в пользу голодающих Поволжья”! В то время как на самом деле...

Если же говорить об опыте русских живописцев или скульпторов - опять-таки личном, то есть неповторимом,- то “найдутся ли в России целой” художники-академисты достойного уровня - такие, как Бруни и Нефф, которых уже пожилыми пригласили к работе в храме Христа Спасителя, после завершения ими росписей Исаакиевского собора? А ведь даже они были приглашены лишь потому, что уже тогда никто из живых мастеров не мог “исполнить живопись Храма в Византийском стиле и притом старого рисунка” - в соответствии с пожеланием императора Николая I, радевшего о соответствии росписей внешнему виду храма, выстроенного, как известно, в стиле, который был максимально приближен к византийскому классическому.

Я погрешил бы против истины, если бы сказал, что общине прихожан храма Христа Спасителя вовсе не на кого рассчитывать. Допустим, почти полностью утраченную традицию древнерусских стенных росписей XVI и XVII веков когда-то начала возрождать покойная ныне Мария Николаевна Соколова, ученики которой до сих пор совершенствуют ее художественный опыт и в качестве ведущих мастеров даже привлечены в созданный год тому назад Свято-Тихоновский Богословский институт (это И. Ватагина, Н. Чернышев, Н.Е. и А.Е. Алдошины, племянницы М.Н. Соколовой, и другие). Впрочем, технику масляной и фреско-темперной живописи определенно потребуется сочетать с мозаикой, как это было в киевской Софии: мозаические панно из смальт и натуральных камней - цветных минералов (которые еще необходимо подготовить - в нужном количестве и самой широкой палитры), конечно, прочнее, чем краски. В Москве сейчас работают такие талантливые художники-мозаичисты, как А. Карнаухов, И. Корниенко, Е. Ключарев... Но недостаточно и несовершенно производство смальт. Да и мастеров, о которых я говорю - и касается это в равной степени живописцев и мозаичистов,- очень и очень мало. Их учеников нужно воспитывать десятилетиями. Готовы ли мы к таким срокам? Ведь строительство храма Христа Спасителя, повторяю, продолжалось пятьдесят лет!

Нынешние россияне со всей очевидностью не долготерпеливы. Они не мыслят большими временными категориями. Ахматовское “все разностильно, наспех, как-нибудь”, в сущности, очень точно характеризует наше время. С учетом общего желания - получить все немедленно! - на что мы можем надеяться в ближайшем будущем?

При большом рвении (и колоссальной поддержке государства) - на сооружение здания в его первоначальных размерах. Но и только. Речь не идет о художественной отделке: облицовке мраморами, скульптурных горельефах, настенной живописи, множестве икон. Невозможно в исторически обозримые сроки собрать все превращенное в пыль материальное великолепие процветавшей Российской империи - целостный художественный ансамбль храма Христа Спасителя - после семидесяти пяти лет целенаправленного разрушения культуры вообще и христианской культуры в частности. Даже нечеловеческими усилиями крохотной пока общины прихожан храма Христа Спасителя...

Они вместе с завсегдатаями и просто случайными прохожими - москвичами и гостями столицы - собираются возле самой кромки воды бассейна “Москва” ежедневно, в пять вечера, а по воскресным и праздничным дням в два часа. Стоят под открытым небом около временной часовни на месте алтарной части взорванного храма: тесевый настил, навес на тонких подпорах, аналой, гранитный камень с закрепленным на нем медным образом Богоматери Державной под большим бронзовым Распятием... “Пресвятая Богородица, помилуй нас!” - привычное окончание акафиста - причудливым образом подхватывает властный женский голос со стороны “спортивного сооружения”: “Час плавания закончен. Просим освободить воду”. Все тут выглядит несколько ирреальным, кое-что вызывает недоумение. Почему на камне закреплен образ Богоматери Державной, а не Нерукотворный образ Господа нашего Иисуса Христа, который оберегал боевые знамена русских полков и в честь которого был воздвигнут храм на месте нынешней часовни? Понятно, что икона Божией Матери испокон веков чтима на Руси еще со времен крещения, что образы Ее часто сопровождали русское воинство, но уже в первые века христианства на знаменах города Эдессы, потом - Царьграда, стольного града византийской империи, и, наконец, на русских воинских стягах помещали образ Нерукотворного Спаса... Почему сначала не служится акафист Христу, после чего логичнее выглядел бы акафист Богоматери? Владимирской Богоматери - Небесной Защитнице всей земли российской или Казанской Богоматери - Заступнице Москвы как столицы всего русского государства... Ибо акафист Богоматери Державной и столь необычная локализация моления не вполне понятны.

Ситуации не проясняет “ассортимент” знамен: хоругвь трехцветного русского знамени с двуглавым орлом, желто-золотое полотнище с черным андреевским крестом “от Союза русского казачества”, сербский флаг... Политический митинг или богомолие? И вовсе уж определенным политическим образом запрограммирована раздача бесплатного альманаха “Собеседник” с грифом Библиотеки генерала Стерлигова. Что тут, собственно, происходит?

И какими в конце концов силами будет восстанавливаться храм? Теми ли, которые действительно способны обеспечить возрождение духа? Ведь не о Сухаревой башне в данном случае идет речь - памятнике, безусловно, достойном и значительном, но начисто лишенном собственно духовного содержания при огромном (исторически) оборонном и бытовом... А у храма - своя Божественная одухотворенность. И даже Свято-Данилов монастырь, вызванный к жизни практически из небытия, воссоздавался не на пустом месте: оставались по крайней мере хотя бы стены - пусть искаженные и сильно поврежденные. Помню, как в первые дни, когда работы в монастыре только начинались, отец Евлогий теснился в сырой комнатушке. Храмы монастыря были пусты, всего и было, что остатки имущества детской колонии да мусор. К счастью, впоследствии под многократными покрасками нашлись подлинные фрагменты настенной живописи. В нашем же случае - обложенные керамикой берега бассейна и бараки-раздевалки, даже фундаменты выкорчеваны.

Стало быть, сама по себе попытка воссоздать хотя бы и внешний облик храма – попытка героическая. Если же собрать в нем все, что осталось от прежнего

Христа Спасителя и посвятить храм уже не только русским воинам, положившим жизнь за спасение России в 1812 году, но и подвигам народов России в Крымской войне середины прошлого века, в первой мировой войне 1914-1917 годов, в Великой Отечественной войне...

Такая идея может показаться странной. Но ведь нижние коридоры снесенного храма были наполнены именно военными реликвиями: на мраморных плитах, посвященных главным сражениям войны 1812-1814 годов, были высечены тексты приказов по армии, имена награжденных и погибших воинов, а выше размещались двенадцать икон в честь святых, в дни памяти которых одержаны главные победы.

Развитие этой традиции было бы очень желательно. И тогда прихожанин сможет “войти снова в сень своих вековых святынь, вдохнуть в себя заветы прадедов, облобызать прах тех, кто любовью - даже до смерти возлюбил свою родную церковь и свою землю дорогую, в тяжкие часы умел постоять за свои святыни и явить величие русского духа и православного чувства”,- как, словно предчувствуя катастрофу, еще в 1918 году писал А. Хотовицкий - за тринадцать лет до опозорившего Россию взрыва.

Воздушные замки красивее реальных, но реальные - ближе. Пусть будут сначала просто беленые стены, отгороженный алтарь с престолом: с этого сейчас начинают многие. И пусть будет несколько реликвий. А молитва, несомненно, возродит Духовный Храм.

Мне удалось встретиться с отцом Владимиром. Его вера в возможность полного восстановления храма Христа Спасителя непоколебима. Что же остается делать мне - простому прихожанину? Я тоже верю: как говорится, СREDO, QUIA ABSURDUM…

Шло лето 1931 года... Мне всего-то и нужно было, что пересесть с одного трамвая на другой. Стоя на остановке, я успел заметить, что головы всех прохожих обращены наверх, и услышал: “Крест... Крест спиливают”. На ободранном каркасе главного купола храма Христа Спасителя по сторонам основания креста ритмично колыхались не то птицы, не то небольшие полотнища. Люди всегда так выглядят, если смотреть снизу...

Мне было тогда тринадцать лет, и я с узелком возвращался от родственников из Подмосковья, куда из ссылки тайно приезжала мама, чтобы повидаться со мной и передать перешитую для меня одежду к предстоящей зиме.

В. В. Филатов,